Молодежные
В темноте
Дромомания
Холод Одиночества
Ад на Земле
Золотая Молодежь
Профессионалы
Настоящие мальчишки
Хочешь, я тебя с собой возьму
Конец Сказки
Мир, в котором я живу
Теория каббалы
Теория вампиров
Мир без истины
Горе мужчины
Женский вопрос
Золотой Луч
Карусель
Кризис
Мир без истины
Народное средство
Настоящие друзья
Призраки
Полежаев
Ремонтный вопрос
Слава
Счастливые люди
Стихи
Имя звезды
Маме
Нитка

 

 

 
 
Фэн Чак Паланика arrow Приключения Узбека в Москве или Холод Одиночества arrow Глава 1. Про Собаку  
 
 
Глава 1. Про Собаку

Про собаку

Глава 1 (Приключения Узбека в Москве или Холод Одиночества)

Мы с моей попутчицей ехали автостопом из Ниццы в Анапу. В Карпатах стоп был, мягко говоря, плохим. Редкая машина появлялась из-за поворота и мужественно подвозила нас на пять или десять километров. И потом мы снова оставались одни. Впрочем, природа отдавала нам всю свою красоту сначала на заре, потом в течение облачного дня, потом на кровавом закате. Отвесные склоны поросли чудными елями и дубами. С отрогов гор в ущелье веселыми водопадами стекали журчащие и искрящиеся на солнце ручьи и маленькие горные речки. В ледяной воде мы смачивали опаленные солнцем лица и смывали пот.

Впрочем, холодало. Осень была еще за горами, но она стремительно приближалась. Тепло было только на солнце, но едва мы попадали в тень деревьев, как начинали зябко ежиться (после курортов Лазурного Побережья). Но мы были молоды — и что нам холод? Мы смеялись от ощущения свободы, мы улыбались воспоминаниям состоявшегося путешествия. Впереди нас ждала Анапа и две недели купания на песчаных пляжах и романтичных знакомств на пляжных дискотеках (ибо мы были свободны друг от друга). Так повторяю — что нам холод?

И вот к нам привязалась одинокая собака. Она радостно обнюхала нас и, по всей видимости, решив, что мы — вполне приличны, жизнерадостно потрусила следом. Она не жаловалась на тяготы пути, она не критиковала наших политических взглядов (например, неприязнь к Оси Мирового Зла касательно войны в Сербии), и ей было все равно, что у нас практически нет денег. Собаке было наплевать на наши недостатки; для нее было важно, что мы ВООБЩЕ есть. Километр за километром, попутка за попуткой — она неустанно следовала за нами, иногда забегая вперед и разведывая дорогу.

Далеко за полдень мы сели отобедать на берегу ручья. Я разломил единственную краюху хлеба на троих, а запили мы козьим молоком (наш лохматый друг отказался). Честно говоря, трапеза была довольно скудной, и мы остались несколько голодными. Но мы были молоды — так что нам голод? С усмешкой, с неиссякаемым оптимизмом мы смотрели в будущее — без страха, без сомнения… На наших потрепанных кроссовках осела пыль двенадцати европейских стран; народы, культуры и европейские столицы проплывали какую-то неделю назад мимо наших полуравнодушных взоров (ибо давно уже мы пресытились в путешествиях). Кривая ухмылка озаряла наши бесстрастные лица, когда новая неприятность

читайте: дождь;
читайте также: ночной потоп под Авиньоном и спальники в воде уровнем 10 сантиметров;
читайте также: восемнадцатикилометровый переход на жаре по скоростному участку Ницца - Монте-Карло;
читайте также: целый день голодания в Брюсселе с полными карманами денег, которых мы не могли поменять;

пыталась испортить нам настроение.

В Италии лунной ночью мы сидели втроем и смотрели на карту Европы, гадая, куда же нам завтра ехать — в Бретань (чтобы осмотреть прекрасные дольмены) или в Вену (чтобы посетить оперу и музей пыток). Кто-то из нас, пытаясь найти эту самую Бретань под скудным освещением среди стрекота цикад, наугад ткнул в Париж, и вот уже послезавтра, в полутора тысячах километрах от Италии, мы наблюдали на фоне Эйфелевой башни знаменитое солнечное затмение 11 августа 1999 года.

Когда тебе 20, ты путешествуешь и влюблен (а дома тебя ждет фея), ты счастлив, безусловно, прямо сейчас, но в будущем ты будешь еще более счастлив. Мы считали, что плохого будущего просто нет. И смерти… Ее тоже нет.

Так, спрашиваю еще раз, что нам голод?

Мы были так молоды…

Мы были так наивны.

Но, черт побери, разве не в наивности ли счастье? Разве не является непреложной истиной утверждение, которое сначала заметил скучный и напыщенный Гегель, а позже — и презирающие его Ницше и Шопенгауэр, что куда больше шансов стать счастливыми у людей глупых, у людей неначитанных, у людей наивных, у мещан до мозга костей, нежели у людей, лицо которых хоть капельку «обезображено интеллектом»?

Так может быть, не стоит так уж сразу слушать и бежать выполнять советы старших, «умудренных жизненным опытом? Может быть, стоит иногда пропустить мимо ушей едкие замечания «когда ты уже повзрослеешь?» И вообще заткнуть их утром, когда твоя соседка-старушка, приготовившая тебе завтрак, упрямо ворчит под нос: «Ты должен быть солидным, время остепениться…» Может быть, не нужно так уж спешить в официозном и чопорном офисе навстречу лысине и инфаркту? Может быть, следует все-таки идти по жизни;

читайте также: карьере;
читайте также: любви;
читайте также: житейскому быту;
легко и непринужденно.

И умирать тоже — именно так.

Я не знаю, прав я или нет. Скорее всего, нет. Только время рассудит меня и вас, мои невидимые оппоненты. Только время будет беспристрастным и потому справедливым судьей. Только оно, эта извечная Фемида с повязкой на глазах, способно поставить на одну чашу весов меня, вечного мальчишку (но с уже уставшими глазами), и старуху, которая стала такой в 35 плюс минус один год. Она когда-то была такой строго-деловой бизнес-леди в идеальном костюме с плечиками; она четко знала, что хочет от жизни, и шла к своей цели по трупам конкурентов; она поднималась по ступенькам иерархии. И вот, на закате, она вдруг обернулась и увидела…

Никто не любил ее по-настоящему. Никто не говорил ей за всю жизнь, что на самом деле думает о ней. Никто не перебирал ласково-ласково ее волосы и не целовал пальцы на ногах, но только на скорую руку спал с ней и возвращался к законной жене. Он дал ей место, дал работу, дал деньги — так что же еще можно было требовать?

Впрочем, может быть, она вовсе и не будет задумываться о таких глупостях? Может быть, она просто купит еще одно платье от Версаче в самом дорогом магазине Москвы? Или отставит едва отведанное блюдо в ресторане за 1200 рублей + 10% надбавка, заложенная «на чай»? Может быть, именно в деньгах счастье?

Но СТОП! Боже ты мой…

Знаете, безусловно, всем писателям нужны редакторы. Они исправляют стилистические ошибки, убирают все лишнее, придают произведениям благопристойный и приличный для чтения вид. Мне же, кажется, нужен постоянный чел, который будет стоять над душой и следить не столько за стилем и правильностью написания (хотя, какой, к черту, «стиль» у такого ничтожного писателя как я), сколько за тем, чтобы автор не отвлекался от темы повествования. А то я такой рассеянный, что постоянно уношусь куда-то, уношусь в облака в своих мыслях…

Вернемся пока к собаке.

Наш друг смотрел на нас преданными глазами и пытался ловить белок. Мы привыкли к нему и часто запускали свои руки в косматую шерсть, а он лизал нам ладони. Мы, быть может, даже полюбили его настолько, насколько вообще путешественники могут полюбить мелькающих мимо их судеб многочисленных попутчиков: долгих ли — на пол жизни, или коротких — на один день.

Вечерело. Мрачные ели и дубы отбрасывали все более длинные и зловещие тени на дорогу. С отвесных скал в ущелье ледяными водопадами стекали матовые в сумерках ручьи и маленькие горные речки, навевающие меланхолию. Надо было решать… За день мы проделали автостопом смешные 200 км. Конечно, шкуры волков, которые продавали на перевалах, приветливые местные жители, безупречный горный воздух и вообще окружающие красоты — все это хорошо и романтично, но впереди, в пансионате на берегу Черного моря меня ждали мама и сестра, потому надо было спешить.

Мы уселись на высшей точке перевала, уставшие и довольные, и стали ждать вечернего автобуса до Тернополя. Вот он показался далеко внизу, за поворотом серпантина — крошечная ничтожная точка. У нас оставалось еще несколько минут для этих гор, и я достал последнюю банку тушенки. Когда открывал ее, у меня заметно дрожали руки; мы оба были грустны с Ленкой и избегали встречаться взглядом друг с другом. Мы были в достаточной степени практичными и в меру циничными для вольных путешественников людьми и не тешили себя смешными иллюзиями. Мы оба знали, что будет. И (что более страшно) знали, КАК это будет.

Торопливо без аппетита (хотя как мы были голодны еще час назад!) мы съели свою порцию тушенки и нервно стали наблюдать, как Собака с завидной быстротой доела остатки мяса прямо из банки. И после этого она напрыгнула на нас сидячих, повалила, играючи, на землю, и стала лаять, и прыгать вокруг, и лизать наши лица, и тереться своей лохматой мордой о наши щеки, радуясь, искрясь, наполняясь счастьем, что нашла настоящих друзей. Нашла здесь, в этой глуши, где отношение к собакам и кошкам (как и в любой сельской местности) довольно жестокое или, в лучшем случае, равнодушное.

Вот автобус подъехал, и его двери открылись. Мы залезли внутрь…

—А это кто? — перекрыл сапогом ход в салон нашей Собаке Украинец. — Не положено…

— С нами она…

— Не положено — говорено же. Удивляюсь я от этих Москалей.

Двери закрылись. Автобус тронулся.

Сначала Собака не поняла.

Потом онемела от шока.

Потом побежала.

Она бежала очень долго — и мы всё смотрели на нее. Она бежала, лаяла, выбивалась из сил, спотыкалась, падала и снова вставала.

И снова бежала… Но уже не так быстро.

Наконец Собака почти догнала автобус, но это было последнее издыхание. Она села недвижно посреди асфальта и…

Посмотрела на нас.

До этого она тщетно пыталась проникнуть взглядом сквозь заднее стекло автобуса и найти нас среди лиц других пассажиров. Но теперь Собака с легкостью взглянула сквозь это самое отсвечивающее стекло в наши глаза, а сквозь них — в самые наши души.

Только один вопрос — всего один — сквозил в ее взгляде.

Как.
Вы.
Могли?

И до тех пор, пока поворот дороги не скрыл ее от нашего взора, мы не могли оторваться от ее глаз — на них застыли слезы. ОниПро Собаку текли и текли не переставая. Слезы капали на холодный асфальт, а ветер, сжалившись, пытался их иссушить, чтобы было не так горько. Но у него не получалось высушить все слезы.

Одинокой, никому не нужной, Собака начала этот день. Еще более одинокой, отвергнутой она старалась заснуть вечером, улегшись клубочком под лапником ели и пытаясь согреться. Она была более-менее сытой, но ее сердце жег холод. Он съедал его изнутри.

Холод одиночества…

На рассвете Собака умерла.

...Что мы могли сделать? Безусловно, мы могли отвергнуть автобус и ехать дальше автостопом, упрашивая водителей подвезти нас вместе с беспородной Собакой. Но суть была не в автостопе как таковом и его трудностях, связанных с животным, и уж тем более не в этом дурацком Икарусе. Суть была в нас самих.

Нам не нужна была эта собака.
Нам не нужны новые друзья. И даже новые враги не нужны, потому что и на старых-то не хватает времени.
Нам не нужны новые любовницы (или любовники для Лены), потому что на наших любимых, «хороших знакомых» и «только секс» и так уходят все наши деньги.
Нам не нужны новые попутчики, потому что во время жизни в Москве мы так устаем от людей, что предпочитаем забираться на край света в одиночестве.

Пойду дальше и рискну сказать, что нам не очень-то нужны и повышения по службе, потому что новая должность — новые заботы.

Пусть прерогативы, пусть так, но и более высокий уровень ответственности. А деньги… А что деньги? Нам бы успевать потратить уже имеющиеся.

Деньги — это еще не все в мире.

Романтика — у нее пока еще нет стоимости.

Любовь — она вообще бесценна. Но и бесплатна.

Во время путешествия мимо мелькают десятки лиц. Люди смотрят на вас, восторгаются вашей смелостью, беззаботностью, стремлениями, помыслами, а вы глядите на них отчужденно, машинально киваете, соглашаясь, и подставляете свои щеки для приветственного поцелуя (в том смысле, конечно, если вы находитесь в мусульманской стране — это я о поцелуях). Они похлопывают вас по плечу, тащат вас к себе домой и накрывают стол, а вы по пути рассматриваете карту и пытаетесь сообразить, как лучше попасть в следующий запланированный вами город. Вы, безусловно, интересуетесь, этносом и культурой, обычаями и традициями — все так; но после вечера, когда вы выпьете с ними бутылку ракии или сливовки, или выкурите кальяна или гашиша, или пожуете насвай или листья коки, вы все равно встанете рано-рано утром, мучимый похмельем, и поедете дальше, потому что у вас нет больше времени задерживаться здесь...

О, да, вы — просто средоточие политкорректности; вы — незыблемая скала космополитизма; вы — любите людей другой нации, и в вас нет ни капли расизма или шовинизма, но (видит Бог) в глубине души вам просто безразличны все эти новые знакомые. Не потому что вы такой черствый и бесчувственный, нет — просто у вас нет на них времени.

Аборигены, прощаясь с вами, делая последние напутствия, искренне переживая за вас — чужака в их стране, который ни слова не знает на местном языке, — будут плакать. И вы бы тоже с удовольствием заплакали, вам бы тоже хотелось, чтобы защемило сердце от близкой разлуки с новыми друзьями, но все ваши слезы уже высохли — давно-давно. Вам бы хотелось написать этим людям, вы даже берете их адреса и e-mail, искренне веря в это, но потом… Потом их адрес вам не понадобится. Потом вас захлестнет Москва с ее бешеным ритмом — и у вас ни на что не будет времени.

Так вот и эта собака…

Мы гладили ее, мы делились с ней едой, мы не прогнали ее — и в этом была наша единственная вина. Мы просто хотели подарить кому-то чуточку нерастраченного тепла — и в результате причинили сильную боль.

Но, повторяю, нам не нужны новые друзья. Даже самые преданные из них — не нужны…


Эпилог <<< Про Собаку >>> Про животных и детей