Одиночество не в сети

Девушка была хрупкой, изящной, гибкой, но не сексуальной. В ней не было того чарующего запаха женского "намека", на который во все времена мужики липли как мед. Не было и утонченных черт лица, которые фотографы охотно берут крупным планом и которые не нужно скрывать полуоборотом к камере, опущенными волосами и солнцезащитными очками. В ней даже не было мазка несовершенства и изюминки настоящей красоты.

Но все же Девушка была красива. К ней неудержимо тянуло, хотелось докоснуться и хотя бы на несколько мгновений доказать ей, что ты мужчина. Но никто искренне не понимал — почему. На каждый медленный танец ее неуклонно выискивали в темноте столиков все новые мужики и приглашали. А я вот ни разу за всю ночь так и не догадался.

Но Девушка все же возвращалась ко мне. Она подшучивала, задорно предложила устроить соревнование в быстром танце, пыталась разговорить.

Я не пришел с целью знакомства. Я и сам не знал, зачем пришел. Просто шел с работы и решил зайти. Мой офисный набор, включающий нехитрые бытовые вещи и книгу в толстом переплете, офисная одежда вызвали ухмылку на фэйс-контроле, но все же меня пропустили.

И теперь я искренне недоумевал, на кой черт я сдался Девушке. Уставший, небритый, потный. А вот потом понял.

Более внимательно посмотрев на танцующий зал, я увидел женщин. Красивых и стильно одетых, вчерашних студенток и украшенных драгоценностями состоявшихся бизнес-леди. И да — иногда среди толпы я видел редких мужчин.

Что же случилось с мужиками, думал я, если женщины, не урвавшие вовремя семейные узы, годами пожинают одиночество.

Так как я не догадывался проявить инициативу, Девушка взяла все в свои руки. Она подсела ко мне и, решив вопрос с первым поцелуем, вместе с подругой подхватила меня под руки и начала помогать провожать их.

Рассвет багряными кляксами раскрасил крыши многоэтажек Садового кольца, а я рассказывал девушкам про то, какое юридическое значение имел Рубикон и почему его нельзя было переходить, путано пытался объяснить, что значили лилии для Франции и подкалывал подругу, интересуясь, танцует ли она в очках. В общем, вел себя по-хамски или, если угодно, валял дурака.

Но Девушка ничего такого не хотела слушать. Она робко льнула ко мне, гладила по руке, забегала вперед и заглядывала в глаза. Когда я привлекал ее и запускал руку в волосы, на ее лице вспыхивало мгновенное состояние счастья (а я ведь всегда считал это выражение избитым и неправдивым — не бывает счастья на лице).

И Девушка касалась моей щеки и шеи губами и дышала, дышала, как будто мой мужской запах — последний запах для нее в жизни... Запах человека — серого, бесцветного, незаметного.

Мы не спрашивали о личной жизни, и мне очень нравилось взаимное инкогнито. Эта ночь и утро были нашими, и мы их запомним. Телефона ее я в следствие своей всегдашней рассеянности не спросил. Даже имя ее я узнал только сейчас — среди утренних прохожих. Москва — это город одиноких сердец, и, думаю, вы примерно знаете, как наводнены улицы в 6-7 утра выходного дня.

Уже гораздо позже, дома, Девушка все же спросила, почему я не хочу брать ее номер. Я молчал — а что тут ответишь. На прощание она быстро поцеловала и всунула мне обрывок бумажки с цифрами. Как обычно после дискотеки, карманы и мобильный оставались моими единственными на тот момент ценностями, но бумажку я довез.