Как я хотел дружить с совестью

Я пятницу просто ненавижу. Даже не просите. Ну ее к черту.

У всех, допустим, пятницы как пятницы. Выходные начинаются. С женой поссоришься. На рыбалку съездишь. Или честно напьешься. А у меня, что не пятница – так форменная ерунда выходит.

Вот, например, вчера. Честно еду после 10 с работы домой. Женька наконец съехал, к жене вернулся. Мои рассказы часто оказываются пророческими: что напишу в сослагательном смысле, то и сбывается. Вот и он буквально на следующий день после публикации простил благоверную. Правда, и Синеглазку пока не отпустил. Теперь он вторую на свидания берет до полночи на свои разъезды по складам. Потом домой подкидывает. Очень уж поначалу барышню такие свидания удивляли, потом ничего – привыкла. Смеется Синеглазка, ямочки на щечках появляются – весело ей с Женькой.

Ну, вот и иду я домой. Фонарями любуюсь, снег идет. И вдруг прямо на входе на Серпуховскую навстречу выходит абсолютно окровавленный человек. Ему подсобляет милиционер. Кровь льется из бровей, носа и рта. Я, например, еще таких людей никогда не видел – только если в фильмах ужасов. Может, вы и видели… Чего на свете только не бывает!

Ладно, бегу вниз по эскалатору. На середине лестницы стоит паренек в одних шортах и майке. И это при трех градусах мороза. Я его прямо на ходу по плечу стукнул – дескать, круто. Он мне вдогонку машет рукой: спасибо!

А вот на выходе с эскалатора я прямо столбом встал. Ошалел несколько. У второй арки в зале Серпуховской стоит девушка в длинном облегающем красном платье, до щиколоток. И еще сумочку в руках держит.

А кроме платья и сумочки у нее больше ничего нет. Ни шапки, ни куртки, ни черевичек. Стоит, держится за колонну. И быстро взгляды бросает по сторонам: злые, горькие, трезвые.

Прохожие смотрят, конечно, но все мимо проходят.

Я, право, растерялся. Допустим, ее до метро привезли на такси, ну она сразу и запорхнула в тепло. Но как ее пустили босиком? Ведь вообще босиком – даже без чулок.

Я рассуждаю: например, она как-то так неловко поскользнулась на перроне, и обе черевички слетели на железнодорожное полотно. Или того хуже: ехала в поезде, сняла с себя куртку, обувь и шарф, положила рядом на сиденье и задремала. А на своей станции очумело вскочила, выбежала… а одежда дальше поехала.

У меня так несколько раз было. То полный чемодан для летнего отдыха всей семьи в поезде забуду, то мольберт. Многие товарищи милиционеры на конечных станциях веток метро меня уже узнают – даже здороваются. Когда возвращают вещи.

В общем, нервы мои не выдержали, и я шагнул по направлению к девушке. Она поймала мой взгляд и головой кивает: нет. Гордая девушка. Не хочет она ничьей помощи.

И заметьте, все это еще до перехода на Добрынинскую. Ну хорошо, те два парня наверху – допустим, спортсмены. Один: супер-боксер, второй – бегун. Вносят здоровый образ жизни в молодое поколение. Но вот что с девушкой случилось?

Короче, дошел я до перехода, а дальше нервы к черту сдали. Побежал назад. Мягкой неслышной тенью подошел сбоку к девушке и легонько докаснулся до руки.

Девушка оборачивается…

—Где… Полицейский? – хрипло спрашивает.

А ничего так, думаю, соображает, хоть и в состоянии шока. Не дело ей сейчас водится с полицейскими.

—Наверху, просто отвечаю я. Пока наверху. Но может и вернуться. Вы бы, девушка, встали за анфиладу – вас и видно не будет.

Девушка встает за анфиладу. Я достаю из рюкзака отчетные документы по фирме, перечеркиваю печати ручкой и кладу на пол.

—Сюда пока встаньте, пожалуйста, прошу. Не дело на мраморе стоять.

Девушка встает.

—Послушайте, начинаю я…

—Это… вы… послушайте… - отвечает девушка.

Страшно она говорит. Тихо. Монотонно. Равнодушно.

—Ничего… мне… не нужно…

—И все же я настаиваю, говорю я. Возьмите мои кроссовки. А я вон наверх поднимусь, в сторожку, попрошу какие-нибудь тапочки уборщицы до завтра. Есть же в метро служба аренды мелких вещей – не может не быть.

Улыбается девушка. Про тапочки ей понравилось. Хорошо, что улыбается.

—Или опять же, продолжаю я свою мысль. Как-то в молодости девушка из-за ревности на майские праздники сбросила меня в реку. Ну сбросила и сбросила – может, она так всех воздыхателей бросает. Только одна беда – из речки я-то выбрался, а вот лед на дне еще не полностью растаял. Был перемешан с илом. Ну и застряли там мои ботинки. Короче, я босиком очутился в трех километрах от электрички. Я прямо-таки свихнулся на этих ботинках. Представил, как от мамы дома влетит. Ну и стал нырять. Пока не околел. Потом заставил по очереди нырять друзей. Все замерзли… но так ничего и не нашли.

Но я не унывал. Выбрал друга поздоровее. И говорю – снимай правый ботинок. А тебе, мол, левый останется. Обернули мы оставшиеся ноги пакетами… и поехали домой. И ничего ведь… доехали. Только пассажиры в электричке смотрели на нас ошарашено. Друг даже до Царицыно в таком виде доехал. Из самой Барвихи.

Это я всё в том контексте рассказываю, что я, дескать, не пропаду. Я помочь хочу.

Улыбается девушка. Почти сейчас засмеется. Но… не смеется, все же.

—Так что вы как хотите, девушка, а только забирайте мои кроссовки. У меня дома еще шесть пар есть.

—Я… шепчет девушка… ничего… не возьму… Спасибо… вам… Только… вы уходите…. Ну пожалуйста… Я вас очень прошу.

Я не ухожу.

Я говорю ей, пусть тогда заберет носки.

—Я могу вам помочь – серьезно говорю я, смотря в ее вишневые глаза и римский нос. -Дайте мне помочь. Я же человек.

—Не… дам.. Не могу… Ни с кем… Общаться… угрюмо и равнодушно отвечает девушка. Я… уеду… через 10 минут. Или… 15. Все… у меня…. будет…. Хорошо. Потом… Скорей всего… Но ведь…. Будет… Вы же обещаете?

—Послушайте, отвечаю я… Вы на себя в зеркало посмотрите. Все у вас будет. Я вам и правда обещаю. Ну, мне-то вы можете поверить?

—Да… вам… когда? Я… сейчас… хочу, отвечает девушка.- Хочу… Любить… Нравиться…

Девушка - стоящая на мраморном полу в красном платье и босиком.

Короче, к ее платью не подошли ни мои кроссовки, ни носки. Ничего она у меня не взяла.

Ушел я… Ушел.

Думаете, она такая одна? Оглядитесь вокруг…

Как-то в сентябре я шел домой, и вдруг – на тебе – прямо у стены моего дома лежит мужик. Раскинув руки и ноги в стороны. Идет дождь, но это ничего. Может, он всегда только под дождем и спит. Может, его дождь усыпляет. А вот что мне абсолютно не понравилось – так то, что аккурат из водостока ему на лицо хлещет поток воды. А вокруг люди гуляют. Парочка под зонтиком шушукается. Мамочка с ребенком чешет.

Ну лежит мужик лицом под водостоком – ну и что. Может, он так купается.

Я вздохнул и потащил стокилограммовую тушу под козырек подъезда. Хоть не захлебнется до утра.

Или вот утром в мае бегу на работу. Птицы поют, аллергия на весну начинается. Белки появились. Ежи ползают.

И прямо посреди дорожки к супермаркету на коленях стоит девушка: в дорогом полушубке с накинутым капюшоном и с двумя полными пакетами продуктов. Прохожие старательно ее обходят – чтобы не наступить на полушубок, но и чтобы не оступиться в грязь.

Я ее беру за руку: девушка, говорю, вам помочь?

—Нет, хрипит она. А у самой даже губы белые. И глаза. – Я, дескать, просто замерзла.

А на улицу – градусов 15 тепла.

—Давайте, говорю, я вам хоть пакеты донесу. Не могу я так…

—Уходите, одними губами шепчет она. И… И.. Спасибо вам… Я еще минут 20 отдохну чуть-чуть и побреду к дому.

—Уходите, повторяет она, когда я ей пробую пульс и прикасаюсь к яремной вене. И пульс, и сердце – все в порядке. Только вот губы белые абсолютно. И не нужно ей сейчас… ни чьей помощи.

Вы думаете, что люди такие равнодушные? Вовсе нет. Все настолько погружены в свои проблемы, что ничего вокруг не замечают. Другие настолько не уверены в себе, что не верят, что могут хоть кому-то помочь.

Для меня не существует диалектических, философских и других вопросов. Для меня существует только практическая часть.

Я – человек наблюдательный. И да, я хочу дружить со своей совестью.

Как я хотел дружить с совестью

Я пятницу просто ненавижу Даже не просите. Ну ее к черту.

У всех, допустим, пятницы как пятницы. Выходные начинаются. С женой поссоришься. На рыбалку съездишь. Или честно напьешься. А у меня, что не пятница – так форменная ерунда выходит.

Вот, например, вчера. Честно еду после 10 с работы домой. Все же мне одна знакомая Аптекарша запала в сердце, нехорошо теперь ходить по клубам. Женька, опять же, съехал, к жене вернулся. Мои рассказы часто оказываются пророческими – что напишу в сослагательном смысле, то и сбывается. Вот и он буквально на следующий день после публикации простил благоверную. Правда, и Синеглазку пока не отпустил. Теперь он вторую на свидания берет до полночи на свои разъезды по складам. Потом домой подкидывает. Очень уж поначалу барышню такие свидания удивляли, потом ничего – привыкла. Смеется Синеглазка, ямочки на щечках появляются – весело ей с Женькой.

Ну, вот и иду я домой. Фонарями любуюсь, снег идет. И вдруг прямо на входе на Серпуховскую навстречу выходит абсолютно окровавленный человек. Ему подсобляет милиционер. Кровь льется из бровей, носа и рта. Я, например, еще таких людей никогда не видел – только если в фильмах ужасов. Может, вы и видели… Чего на свете только не бывает!

Ладно, бегу вниз по эскалатору. На середине лестницы стоит паренек в одних шортах и майке. И это при трех мороза. Я его прямо на ходу по плечу стукнул – дескать, круто. Он мне вдогонку машет рукой: спасибо!

А вот на выходе с эскалатора я прямо столбом встал. Ошалел несколько. У второй арки в зале Серпуховской стоит девушка в длинном облегающем красном платье, до щиколоток. И еще сумочку в руках держит.

А кроме платья и сумочки у нее больше ничего нет. Ни шапки, ни куртки, ни черевичек. Стоит, держится за колонну. И быстро взгляды бросает по сторонам – злые, горькие, трезвые.

Прохожие смотрят, конечно, но все мимо проходят.

Я, право, растерялся. Допустим, ее до метро привезли на такси, ну она сразу и запорхнула в тепло. Но как ее пустили босиком? Ведь вообще босиком – даже без чулок.

Я рассуждаю: например, она как-то так неловко поскользнулась на перроне, и обе черевички слетели на железнодорожное полотно. Или того хуже: ехала в поезде, сняла с себя куртку, обувь и шарф, положила рядом на сиденье и задремала. А на своей станции очумело вскочила, выбежала… а одежда дальше поехала.

У меня так несколько раз было. То полный чемодан для летнего отдыха всей семьи в поезде забуду, то мольберт. Многие товарищи милиционеры на конечных станциях веток метро меня уже узнают – даже здороваются. Когда возвращают вещи.

В общем, нервы мои не выдержали, и я шагнул по направлению к девушке. Она поймала мой взгляд и головой кивает: нет. Гордая девушка. Не хочет она ничьей помощи.

И заметьте, все это еще до перехода на Добрынинскую. Ну хорошо, те двое наверху – допустим, спортсмены. Один – супер-боксер, второй – бегун. Вносят здоровый образ жизни в молодое поколение. Но вот что с девушкой случилось?

Короче, дошел я до перехода, а дальше нервы к черту сдали. Побежал назад. Мягкой неслышной тенью подошел сбоку к девушке и легонько докаснулся до руки.

Девушка оборачивается…

—Где… Полицейский? – хрипло спрашивает.

А ничего так, думаю, соображает, хоть и в состоянии шока. Не дело ей сейчас водится с полицейскими.

—Наверху, просто отвечаю я. Пока наверху. Но может и вернуться. Вы бы, девушка, встали за анфиладу – вас и видно не будет.

Девушка встает за анфиладу. Я достаю из рюкзака отчетные документы по фирме, перечеркиваю печати ручкой и кладу на пол.

—Сюда пока встаньте, пожалуйста, прошу. Не дело на мраморе стоять.

Девушка встает.

—Послушайте, начинаю я…

—Это… вы… послушайте… - отвечает девушка.

Страшно она говорит. Тихо. Монотонно. Равнодушно.

—Ничего… мне… не нужно…

—И все же я настаиваю, говорю я. Возьмите мои кроссовки. А я вон наверх поднимусь, в сторожку, попрошу какие-нибудь тапочки уборщицы до завтра. Есть же в метро служба аренды мелких вещей – не может не быть.

Улыбается девушка. Про тапочки ей понравилось. Хорошо, что улыбается.

—Или опять же, продолжаю я свою мысль. Как-то в молодости девушка из-за ревности на майские праздники сбросила меня в реку. Ну сбросила и сбросила – может, она так всех воздыхателей бросает. Только одна беда – из речки я-то выбрался, а вот лед на дне еще не полностью растаял. Был перемешан с илом. Ну и застряли там мои ботинки. Короче, я босиком очутился – в трех километрах от электрички. Я прямо-таки свихнулся на этих ботинках. Представлял, как от мамы дома попадет. Ну и стал нырять. Пока не околел. Потом заставил по очереди нырять друзей. Все замерзли… но так ничего и не нашли.

Но я не унывал. Выбрал друга поздоровее. И говорю – снимай правый ботинок. А тебе, мол, левый останется. Обернули мы оставшиеся ноги пакетами… и поехали домой. И ничего – ведь доехали. Только пассажиры в электричке смотрели на нас ошарашено. Друг даже до Царицыно в таком виде доехал. Из самой Барвихи.

Это я всё в том контексте рассказываю, что я, дескать, не пропаду. Я помочь хочу.

Улыбается девушка. Почти сейчас засмеется. Но… не смеется, все же.

—Так что вы как хотите, девушка, а только забирайте мои кроссовки. У меня дома еще шесть пар есть.

—Я… говорит девушка… ничего… не возьму… Спасибо… вам… Только… вы уходите…. Ну пожалуйста… Я вас очень прошу.

Я не ухожу.

Я говорю ей, пусть тогда заберет носки.

—Я могу вам помочь – серьезно говорю я, смотря в ее вишневые глаза и римский нос. Дайте мне помочь. Я же – человек.

—Не… дам.. Не могу… Ни с кем… Общаться… угрюмо и равнодушно отвечает девушка. Я… уеду… через 10 минут. Или… 15. Все… у меня…. будет…. Хорошо. Потом… Скорей всего… Но ведь…. Будет… Вы же обещаете? Наверняка…

—Послушайте, отвечаю я… Вы на себя в зеркало посмотрите. Все у вас будет. Я вам и правда обещаю. Ну, мне-то вы можете поверить?

—Да… вам… только… когда? Я… сейчас… хочу, отвечает девушка. Хочу… Любить… Нравиться…

Девушка - стоящая на мраморном полу в красном платье и босиком.

Короче, к ее платью не подошли ни мои кроссовки, ни носки. Ничего она у меня не взяла.

Ушел я… Ушел.

Думаете, она такая одна? Оглядитесь вокруг…

Как-то в сентябре я шел домой, и вдруг – на тебе – прямо под углом в 135 градусов к углу моего дома лежит мужик. Раскинув руки и ноги в стороны. Идет дождь, но это ничего. Может, он всегда только под дождем и спит. Может, его дождь усыпляет. А вот что мне абсолютно не понравилось – так то, что аккурат из водостока ему на лицо хлещет поток воды. А вокруг люди гуляют. Парочка под зонтиком шушукается. Мамочка с ребенком чешет.

Ну лежит мужик лицом под водостоком – ну и что. Может, он так купается.

Я вздохнул и потащил стокилограммовую тушу под козырек подъезда. Хоть не захлебнется до утра.

Или вот утром в мае бегу на работу. Птицы поют, аллергия на весну начинается. Белки появились. Ежи ползают.

И прямо посреди дорожки к супермаркету на коленях стоит девушка - в дорогом полушубке с накинутым капюшоном и с двумя полными пакетами продуктов. Прохожие старательно ее обходят – чтобы не наступить на полушубок, но и чтобы не оступиться в грязь.

Я ее беру за руку: девушка, говорю, вам помочь?

—Нет, свистит она. А у самой даже губы белые. И глаза. – Я, дескать, просто замерзла.

А на улицу – градусов 15 тепла.

—Давайте, говорю, я вам хоть пакеты донесу. Не могу я так…

—Уходите, одними губами шепчет она. И… И.. Спасибо вам… Я еще минут 20 отдохну чуть-чуть и побреду к дому.

—Уходите, повторяет она, когда я ей пробую пульс и прикасаюсь к яремной вене. И пульс, и сердце – все в порядке. Только вот губы белые абсолютно. И не нужно ей сейчас… ни чьей помощи.

Вы думаете, что люди такие равнодушные? Вовсе нет. Все настолько погружены в свои проблемы, что ничего вокруг не замечают. Другие настолько не уверены в себе, что не верят, что могут хоть кому-то помочь.

Для меня не существует диалектических, философских и других вопросов. Для меня существует только практическая часть.

Я – человек наблюдательный. И да, я хочу дружить со своей совестью.