Теория женщин

Мы бредем с Димой по Чистым Прудам после месячной разлуки. Я рассказываю ему об автостопной поездке в Грецию.

— Ну а ты чем здесь занимался? — спрашиваю я.

— Ну чем, вот на работе повысили, — отвечает Дима.

Я молчу.

— Машину новую купил, — отвечает Дима.

Я молчу.

— С двумя новыми познакомился.

Я продолжаю молчать.

— Ну хорошо — с четырьмя, — неохотно говорит Дима.

— И что же? — с любопытством спрашиваю я.

— А то! — c неожиданной злостью говорит мой друг. — Встречался тут я с одной. Лена — помнишь? Ну, на дне города работали…

Возвратимся чуточку раньше.

***

— Дима, как бы мне хотелось стать такими же как все они, — говорю я.

Мы идем по Манежной площади в День Города. То есть не идем — проталкиваемся.

— Мы с тобой здесь имеем какую-то цель. А мне бы хотелось просто веселиться — как вся эта толпа.

— Мне бы хотелось, — продолжаю я, — стать чуточку глупее. Забросить на хрен книги, купить гребанные воздушные шарики и ходить вместе со всеми, улыбаясь.

— Мне бы хотелось, — говорю я, — быть счастливым от просмотра такой херни.

Я показываю рукой на рекламный плакат. Он гласит: «СПЕШИТЕ!!! ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! В ДЕНЬ ГОРОДА! Выставка частных достижений книги Гиннеса!!!»

Совсем рядом «Комус» устроил ряд конкурсов с многочисленными призами — от бутылки «Коки» до плюшевого медведя. Толпа просто заполонила все пространство вокруг.

— Моя проблема, — говорю я, — в том, что я не могу быть счастливым от таких вот обыденных вещей. Мне это все совсем неинтересно.

— На самом деле, — говорит Дима, стараясь увидеть свое отражение в луже, — это НИКОМУ неинтересно.

— На самом деле, — говорит Дима, — здесь ВООБЩЕ никто не счастлив. Все только делают вид. Мы же с тобой — просто более честны.

Димины волосы тщательно уложены и смазаны гелем. Первое, что спросил он у меня при встрече, это не испортилась ли его прическа. Своими светло-зелеными глазами Дима косится на встречных девушек. Иногда дамы перехватывают его взгляд и смотрят в ответ.

Дима морщится.

— Сегодня хреновый завоз, — резюмирует он.

— Может быть, познакомимся с кем-нибудь, — сообщил мне Димон в самом начале. — То есть, в смысле, для общения и все такое. Кому на хрен нужен какой-нибудь новый секс?

— А если даже и не познакомимся… — подхватил я.

— То будет ЕЩЕ ЛУЧШЕ! — оптимистично продолжил мой друг.

…— Так вот, — продолжает Дима уже позже — когда мы стоим около огромной толпы у нулевой от-метки, — по поводу счастья. Оно — очень редко, знаешь ли.

Огромная толпа радостно фотографируется у «нулевого километра». Еще немного — рядом со стрельцами у исторического музея. И совсем чуть-чуть — на фоне перегороженной Красной Площади.

Все пьяны. Все показывают, как у них все распрекрасно в жизни.

— Возьмем для примера так называемую счастливую любовь, — продолжает Дима. — Я имею в виду — долгосрочные одухотворяющие отношения. Мы с тобой оба в экономическом учились, применим среднестатистическую взвешенную. Игорек, сколько сейчас вокруг нас девушек приемлемого возраста вертится?

— Двадцать четыре, — говорю я.

— То есть в смысле — двадцать шесть, — поправляюсь.

— Ага… А сколько на нас сейчас смотрит? Я имею в виду — с интересом смотрит?

— Ну, — неуверенно тяну я, — четыре.

— Или, хорошо, шесть, — примирительно добавляю.

— То есть, реальный шанс познакомиться есть приблизительно с восьмью-двенадцатью, — резюмирует Дима. — А теперь скажи мне (а лучше даже — покажи) одну из них (ну хотя бы одну), с которой ты хотел бы связать свою жизнь?

— Не знаю, — растерянно бормочу я. — Нет. Вообще-то, нет…

— Еще примеры нужны? — деловито спрашивает Дима.

— Мне как-то странно слышать такие примеры, — возражаю я. — Мне как-то даже подозрительно…

— А в принципе, — говорю я уже значительно позже, когда во всех сторон нас сжимает толпа на летней дискотеке, — во многом ты прав. Я по пальцам могу сосчитать все моменты за жизнь, когда был счастливым.

Едва мы зашли в танцующую массу, как на нас насели две женщины. По теории Димы, после двадцати пяти уделом многих ребят (и их проблемой) являются такие вот неудовлетворенные голодные женщины. Одна подошла ко мне и спросила:

— Ну и где здесь танцпол?

Я в шоке уставился на нее, пытаясь сообразить, что же ответить. Мы находились прямо посреди оного…

— Вот там, — я показал на сцену.

— И что же — там нужно раздеваться? — наседала она.

— Только по пояс, — растерянно отвечал я.

— Тогда я лучше здесь потанцую.

Она танцевала рядом с нами, и вдруг началась латина. При первой же мелодии Женщина набросила мне на шею шарф и притянула к себе. Я нагнулся и проскользнул под ее локтем. Тогда она положила мне руки на плечи…

Ее ладони потные — это я почувствовал даже сквозь майку. От нее разило духами — пусть и недешевыми, но приторными. Ее глаза заплыли от алкоголя. В ней читается только одно — сладострастие.

Димина же действовала еще более нахально. Едва только увидев моего друга, она встала посередине толпы недвижно и стала смотреть на него. И медленно (медленно), глядя Димону прямо в глаза, провела языком по губам.

Мой друг, смущенно улыбаясь, попытался ускользнуть, но она подхватила его под локоть и втолкнула в центр танцующего круга. Дождавшись конца песни, Женщина подошла к нему вплотную и стала настойчиво что-то шептать в ухо, гладя по груди.

Дима смылся под «Верку Сердючку». Едва только зазвучала эта попса для плебса, как вся площадка взорвалась. Люди стали плясать как сумасшедшие, размахивая руками в разные стороны. Воспользовавшись суматохой, Дима скрылся в толпе. Я поплелся, было, за ним, но мне не повезло. Его пассия, танцуя и крутя руками как мельница, со всей силой случайно ударила меня часами, попав в правую бровь.

— Более-менее постоянное счастье — удел глупых, — говорю я.

Мы стоим в темной аллее. По моей щеке течет тоненькая струйка крови, и Дима заботливо вытирает ее платком.

— А я пошел еще дальше, — подхватывает Дима. — Когда я своей Кате говорю, что мне с ней — нормально, я имею в виду, что могло бы быть в сто раз хуже.

— Охренеть, — возмущаюсь я. — Ты ее совсем не любишь. Ну ни капельки ведь!

— А как ты думаешь?!! — вдруг взрывается Димон. — Я тут ей говорю: нужно заниматься спортом. А она: зачем? Да как, бл..ь, ВООБЩЕ подобный вопрос может прийти в голову??? Но она даже на этом не остановилась…

— Катя спросила, — продолжает Дима, кипя от злости, — а буду ли я любить ее, если она потолстеет? Да я просто от возмущения задохнулся таким вопросом… Да как о таком можно говорить?

— Вот ты мне скажи, друг, — уже более спокойно продолжает он, — ты, ну вот конкретно ты — стал бы встречаться с девушкой, задающей такие вопросы? А я уже… два года… канетелюсь…

— И ведь нет, — задумчиво резюмирует мой друг, догоняя понравившихся ему девушек у метро, — чтобы спросить: кто первым стал бороться с ненавистной схоластикой? Кто на костре крикнул: и все-таки верится! Или как началась первая Пуническая?

— Нет, их, баб, это не интересует, — продолжает он минут через двадцать, запихивая в нагрудный карман обрывок бумажки с записанным телефоном. — Все, что у них на уме — это шмотки, деньги и то, как они выглядят. Быть может — и у нас тоже, но мы хотя бы не так ограничены…

***

Вернемся обратно, в октябрь…

— Ну так вот, встретился я, стало быть, с этой Леной, — продолжает Дима.

— Подожди — как же это? — возмущаюсь я. — Ведь это МНЕ она понравилась…

— Одну минуту, — говорит Дима и достает из нагрудного кармана своего пиджака мобильный.

Он демонстрирует мне записную книжку.

— Вот, — говорит Дима, — все записано. Игорь = Марина, Дима = Лена. У меня все по-честному…

— Ну ладно, не важно, — нетерпеливо перебиваю я. — Что дальше?

— Ну вот, встречаемся мы с ней, все более-менее нормально. И тут она увидела мой долбанный Форд.

— Ты бы посмотрел, — говорит Дима, — как сразу ее отношение ко мне резко изменилось.

— Эти бабы, — ворчит Дима. — Одни суки вокруг! Только и способны вестись на деньги и тачки.

— Ну ты и жесток, — говорю я.

— Жесток? — усмехается мой друг. — ЭТО ты называешь жестокостью?

— На самом деле, — говорит он, — большинство ребят именно так и думают. Я же говорю об этом вслух.

— Я просто более честен, — говорит он, — а меня же потом называют шовинистом.

— Из-за этого, — продолжает он, — меня никто не любит.

— Тебя не любят? — улыбаюсь я. — Ты со мной-то не кокетничай…

— Тебя Катя твоя любит, — говорю я.

— Катя…- мрачнеет Дима. — У меня к тебе просьба будет. Устрой ее на работу. Ты вроде как спец в этом. Ну так, чтобы уже послезавтра или в четверг вышла на новое место.

— Я хочу, — продолжает Дима, пряча от меня взгляд, — чтобы она встала на ноги. Прежде чем бросить…

— То есть — свадьба отменяется? — любопытствую я. — Это почему же, интересно?

— А потому же, — назидательно говорит Дима, задерживая меня за рукав на горящем красном, — почему ты так легко отпустил Леру.

Эти девушки — они слишком хороши для нас, друг. Мы просто их недостойны.

Помнишь, как еще перед отъездом ты разглагольствовал на вечеринке, что, дескать, в нас нет никакой красоты — ни внешней, ни внутренней.

Тогда все засмеялись. Всем это показалось очередным стебом. Хотя ты вроде как серьезно говорил и не был особо пьян.

И только я не засмеялся. Один из всех. Я-то как раз понял, о чем ты говорил.

— Но это я так, к слову, — продолжает Дима. — Я вот что хочу сказать. Ну вот знакомлюсь с очередной девчонкой, общаюсь. И прямо во время первого разговора понимаю, что мне все равно. Понимаешь? Все равно — будет что с ней завтра, не будет…

— Бля..ь, вообще бы их не видеть! — говорит он. — Хотя бы пару недель пожить без их трескотни.
Без вороха бесконечных проблем, которые они выплескивают.
Без их настойчивой привязанности.

— Но что же делать? — риторически спрашивает он.

Неожиданно его тон меняется, голос становится бархатным. Дима замирает вдруг и пристально смотрит в мои глаза. Я тоже замираю, не понимая, в чем дело.

Таким взглядом девушки обычно смотрят перед первым поцелуем…

Мой друг поправляет выбившуюся прядь своих волос. Оказывается, он все-таки сумел рассмотреть собственное отображение на сетчатке моих глаз.

— Работаем этих, — еле слышно говорит он.

На лавочке сидят две девушки-студентки (судя по виду). Одна разговаривает по мобильному, вторая задумчиво смотрит в пол.

То есть — самый сложный вариант.

Дима неспешно подходит, садится с ними на лавочку и что-то шепчет свободной девушке. Минута — и вот они уже обе улыбаются и беседуют с нами.

Далее вступаю я. Я рассказываю про теорию одиночества и про автостопные путешествия. Я цитирую Морриса Дрюона и объясняю арабское доказательство существования Бога.

Но это совсем не важно — что я говорю. Это уже не имеет ровно никакого значения. Важно то, что сказал Дима в первые секунды.

Мой друг сидит рядом и снисходительно улыбается. Он-то свое дело уже сделал.

Я не знаю, ЧТО Дима конкретно говорит. Но это — работает…

***

-Ну и как делить их будем? — спрашивает Димон позже, когда мы уже едем в метро. — Ты себе какую берешь?

— Да у меня вроде как есть, — задумчиво тяну я. — В субботу в клубе познакомились.

— Так может быть ты уже женат? — язвительно спрашивает Дима, беря мою руку за запястье. — Или обручен?

— Нет кольца? Нет? — продолжает Дима. — А может быть, у тебя два года серьезных отношений — как у меня с Катей?

— Вот и не хрен! — резюмирует он.

— Но эти — очень даже ничего, — задумчиво продолжает мой друг. — Одна (прикинь!) Ремарка читает. А от второй я так вообще охренел.

— Ты помнишь, — говорит он, — я вроде как Гомера процитировал:

Коней, стремительно несущихся, мне слух их топот ублажает…

А она в ответ — почти мгновенно, не задумываясь:

Вот она, ничтожные, вся ваша верность!

Так я при этих словах чуть не упал. У меня челюсть отвисла — представляешь?! Настолько бы удивлен, сражен, повергнут…

— Ведь есть же Настоящие Девушки — есть! — говорит он. — Чтобы вот так запросто в своей женской памяти носить изречения старых добрых эллинов.

— Погоди, это же вроде Нерон говорил перед смертью, — неуверенно возражаю я. — Римлянин…

— Ну а цитировал-то он кого? — насмешливо спрашивает Дима. — Старика Гомера, а?

— Тебе нужно больше читать античного эпоса, друг, — говорит он, теребя меня за щеку.

— Помимо уже имеющихся у нас экономического и психологического неплохо было бы получить еще и классическое образование, — говорит он назидательно.

— Потому что в последнее время это… — добавляет Дима и поднимает вверх палец.

— Стильно! — заканчиваю я, и мы оба смеемся.

Четвертый из нас мечтает пройти по кромке парапета моего старого двадцатиэтажного дома вдоль всего периметра.

Но ему не дают микрофона, чтобы он высказал свою идею перед всеми. Он рассказывает ее по-стольку поскольку. Сквозь шум вечеринки…

Ну, о Жене вы уже знаете.

Глава 4. О Коле и теории настоящих <<< >>> Глава 6. Умереть красиво