Настоящие мальчишки

Бежали судьбе навстречу
Мальчишки, уже не таясь.
Врубались в кровавую сечу.
В лицо мужикам смеясь.

Мы шли уже давно — быть может, двенадцать часов подряд, быть может, четырнадцать. Мы не знали, сколько конкретно, да и особо не интересовались. Последний человек, у которого были часы, сошел с Прогулки примерно три часа назад. Те из нас, у кого были дорогие мобильники, цифровые фотоаппараты, накачанные спортивные тела, здоровые амбиции и стремление победить во что бы то ни стало, сошли гораздо раньше. У тех, кто остался, не было ни навороченных сотовых, ни жен, ни веры в победу, ни рельефных мышц, ни спортивного образа жизни. Ведь мы, Оставшиеся, были достаточно благоразумны, чтобы еще перед Прогулкой избавиться при малейшей возможности от каждых лишних ста грамм веса. В этом момент (о котором я рассказываю) у Оставшихся не было ничего. Кроме одного желания. Очень скромного. Всего лишь одного…

Внешние чувства отдалялись от нас все больше, оставляя вокруг безразличную темноту. В глазах мутнело, по лбу стекал холодный пот, а ноги превращались в маленькие вселенные беспрестанной боли…

Когда ты проходишь первые 50 км, ты думаешь — Боже мой, как же я буду радоваться, как же я буду гордиться собой, когда вся эта эпопея закончится.

Когда ты проходишь 60, ты думаешь: боже мой, как больно, как больно, когда это все закончится?

На 70-м километре ты думаешь, что не дойдешь никогда. Это просто не в человеческих силах — идти дальше. Вот сейчас — последняя сотня метров — и все. И я схожу с дистанции. Я и так прошел уже достаточно и сделал все возможное…Все, что было в человеческих силах. Остановиться сейчас — это ничего; многие сошли гораздо раньше, сойду и я. Это не позорно.

Ведь… правда???

Когда минует 80, ты начинаешь самобичевание — последовательно, основательно ты ругаешь себя последними словами, что ввязался в подобную авантюру. И клянешься самому себе, что вот этот раз — последний. И потом даже думаешь: через год я забуду, как плохо мне было сейчас, и опять захочу повторить…. Так вот, надо запомнить специально для того момента, что ни в коем случае не нужно — захотеть снова.

А вот на 81-м… Ты перестаешь о чем-либо думать. По моим подсчетам между 80 и 90-м километрами тебе вдруг становится все равно. Ты уже переступил предел. Дальше ты идешь уже не как человек.

В первый день мы шли на пару с девушкой, которая перед поездкой попросилась ко мне в попутчицы. На 49 км у нее лопнули мозоли на ногах; ступни и пятки превратилась в одну сплошную рану, и наша скорость упала до 2-3 км/час. Так мы брели с ней четыре часа. Десять километров я тащил ее рюкзак и вдруг понял, что если буду продолжать идти с такой скоростью, то и сам сойду. Я предложил Ульяне отступить, и мы договорились так — она забирает палатку и через 16 км установит ее в лесу, доехав туда автостопом.

О, эти 16 км я запомню на всю жизнь. Я и раньше ходил в походы, но ТАК плохо мне не было никогда. Приблизительно через один (один!) км после расставания с девушкой у меня разом отказали обе ноги — их свело. Теперь уже я сам шел со скоростью 2 км/час. Закройте глаза и представьте: вы бредете один одинешенек ночью посреди леса, мертвая тишина, и ярко-ярко светят звезды. Я стонал, иногда плакал — мышцы ступней и лодыжек сводило, разодранные мозоли горели; боль, казалось, овладела всеми клеточками ног.

Через каждые полчаса я позволял себе сделать отдых на пять минут — клал рюкзак на асфальт, ложился на него спиной и мгновенно засыпал (или терял сознание). Через пять минут тряс головой, чтобы стряхнуть сны, и как мертвец шел дальше.

Короче, я обещал девушке дойти за три часа, а дошел только за пять. Ульяна полночи сидела в лесу среди снегов и ждала, тараща глаза в лесную чащу. Мы поспали часов пять, на утро девчонка поехала в Белозерск и весь день ездила по трассе, снабжая меня и других автостопщиков водой и обезболивающими таблетками.

Кстати, по поводу воды. Сил тащить ее не было.

Я теперь профессионал по поводу луж. Оказывается, самые лучшие и вкусные лужи — это которые проточные. Пусть даже в них вода коричневого цвета, но зато относительно чистая. А вот лужи, покрытые льдом, хоть и выглядят привлекательно, на самом деле содержат много частиц, которые пить не очень приятно. К счастью, бактерий в ледяной воде, по всей видимости, не было, потому как после не случилось расстройства желудка.

Утром идти было еще тяжелее. Ступни стерты в кровь, уставшие мышцы сводило судорогой ... А впереди лежала веселенькая перспектива в 50 км.

Вчера уже после 60-го километра люди стали валиться с ног. Некоторые из Идущих кидали на обочину рюкзаки, валились на них и мгновенно засыпали (или теряли сознание) на пару часов. Другие садились прямо на землю, у кромки асфальта, угрюмо смотрели некоторое время, потом вставали и голосовали попутки. Именно поэтому последние 20-60 км самоходных походов проводятся вдоль оживленного шоссе — чтобы у людей была возможность выбора. Хотя конечно мы все в глубине знаем, что не в выборе суть. Это еще одна из форм пытки, придуманных Организатором — Дандаловы муки, когда ты борешься уже не с Дорогой, а с самим собой. Ведь это так просто — поднять руку и проголосовать.

Третьи падали на колени, мотали головой как пьяные, потом стискивали зубы, поднимались как зомби и снова упрямо шли вперед.

Так кто же был прав из этих троих? В чем истина?

А истина в том, что до конца не дошли ни те, ни вторые, ни третьи. Стоило ли начинать Длинную Прогулку, стоило ли испытывать все эти муки, если ты сошел с середины или за четыре часа до конца?

Я не знаю ответа на этот вопрос. Для меня никогда в жизни (Слава Богу!) не стояла еще дилемма — дойти-недойти. Для меня всегда стояла только одна дилемма: стоит ли начинать?

«Это не гонки на выживание, как я сперва думал, — говорит Сергей. — Здесь победит не тот, кто сильнее — тогда у меня был бы шанс, — а тот, кто сможет идти, не смотря ни на что. Ни на кого. Это не в ногах, а в мозгу».

В первый день в Длинную Прогулку вышло 52 человека. Во второй ее продолжили 12. Столько же финишировало. Все те, кто нашел в себе силы идти утром, узнали, где же заканчивается эта Прогулка.

Мы все такие немощные и трусливые. Мы все боимся не дойти, боимся показаться слабаками в своих собственных глазах и в глазах окружающих. А больше всего — слабаками в глазах наших девушек и наших будущих жен.

Именно они говорят: вечное детство. Именно они усмехаются о нас в разговорах с подругами: сплошной инфантилизм, из которого, в общем-то, пора уже и вырасти. Именно они называют нас глупыми эгоистами и умными детьми.

И да — это от них никогда не придет СМС: Поздравляю, что дошел. Я тобой горжусь… Нет, наши замерзшие пальцы неуверенно нажимают клавиши, и мы читаем: когда же ты повзрослеешь???

Но мы не думаем об этих девушках когда идем, равно как и ничем не гордимся, когда доходим до финиша. Я же писал — после 80-го километра мы ВООБЩЕ не думаем…

Да, мы все, наверное, вечные мальчишки и вечные трусы, но мы хотим быть чуточку смелее. Мы хотим дойти до конца. Мы хотим узнать, что же будет потом.

Пройти, не поднимая глаз.
Пройти, оставив легкие следы.
Пройти — хотя бы раз…

На самом деле после 80-го километра никто из нас уже не желает дойти до конца. Такие глобальные желания нам не под силу после этого Рубиконова рубежа. На самом деле у нас в голове вертится только одна мысль...

Пройти. Этот. Километр. До конца.

Пройти, проплестись, шаркая по гравию ногами и протирая до носков подошвы кроссовок.

Этот гребанный километр.

Один!

Пройти — как будто в «испанских сапогах».

Пройти — чувствуя, как лопаются новые водянки. Ощущая, как на пальцах образуются ожоги от расплавленного свинца.

Пройти — не плача больше и не стискивая зубы. Потому что время для эмоций прошло. Мы уже по ту сторону предела боли, и мозг устал на нее реагировать.

Один километр — это не так много! Всего один… И после сойти с Длинной Прогулки.

А потом…

Потом еще один. Но уж точно – последний.

Мы идем.

Слабые в коленках юноши, размазывающие сопли и слезы по щекам, и сильные духом мужи, злобно щерящие зубы в ухмылках.

Сумасшедшие мальчишки, с амбициями через край и энергией Молодости, и утомленные бытом мужчины, которые и приехали сюда, собственно, чтобы хотя бы на пару дней Поверить.

Красивые лицами в своей целеустремленности, гордо улыбающиеся обветренными на морозе губами, и не очень… красивые, мрачно взирающие на полотно асфальта из-под обеленных инеем бровей.

Сказочные принцы со всеми признаками настоящих героев в глазах романтичных двадцатипятилетних девушек, и повзрослевшие бездельники со всеми признаками идиотизма в глазах тех же самых девушек на десять лет старше — обрюзгших и растолстевших от семейной жизни.

Воняющие потом, страхом и усталостью,

Мы, Двенадцать, идем вперед.

Наверное, договорившись, мы могли бы сесть вместе в старом спортивном зале обычной московской школы и вынести оправдательный приговор чеченскому мальчику. Или, выбрав из нас одного главного, уже через пять лет проснуться знаменитыми.

Но дело в том, что мы, Двенадцать, не знаем друг друга. И не хотим знакомиться. Если мы дойдем, то равнодушно выслушаем поздравления и разъедемся кто куда, даже не пытаясь познакомиться.

Нам — достаточно, знаете ли.

Знаете, у Стивена Кинга есть такой роман — «Долгая прогулка» называется. Действие происходит в Америке будущего. Там свою прогулку начинают сто ребят в возрасте от 16 до 20 лет. Они с самого начала до самого конца идут со скоростью 4 мили/час. За ними едет машина с солдатами. Если кто-то отстает от заданной скорости более чем на полминуты, ему делают предупреждение. Если участник сможет продержаться в заданной скорости в течение часа, предупреждение снимается.

Но после третьего предупреждения его отстреливают.

Таким образом, у Долгой Прогулки нет финиша как такого. Мальчишки идут день и ночь. Спят на ходу, справляют нужду на ходу, пьют и едят на ходу. Они идут сутки, вторые, третьи и часть четвертых. Они общаются на ходу, сближаются, но потом видят, как их друзей убивают одного за другим. Читатель пытается выделить группу кумиров, за которых болеет, но он тоже видит, как все главные герои погибают постепенно.

К середине четвертых суток остается только пара, и они бредут, бредут, еле-еле переставляя ноги, пока один из них не упадет. Они стали почти как родные братья, но выжить удастся только одному. И этот один получит все, что угодно на свете. Это и есть главный приз в игре.

Интересно, что участие в подобной Прогулке — дело сугубо добровольное. Из года в год тысячи ребят подают заявки, но в конкурсе отбираются только сто.

Так вот, есть там такой момент. Большая группа ребят входит по шоссе в город. По обочинам стоят тысячи людей зевак. Они смотрят на мальчишек и молчат. Вокруг идущих сплошная стена горожан, но установилось такое гробовое молчание, что слышно только их шарканье по асфальту. Навстречу идущим едет машина с Майором — с главным, кто устраивает эти Долгие Прогулки. Он равняется с мальчишками, глядит на них, а потом поднимает вверх руки, отдает честь и кричит:

—ПОСМОТРИТЕ!!! ЭТО ИДУТ МЕРТВЕЦЫ! ПОПРИВЕТСТВУЙТЕ МЕРТВЕЦОВ!

И толпа буквально взрывается овациями…

Мне всегда казался таким крутым этот эпизод. Таким стильным и неординарным…

Не теперь. Теперь — нет.

Теперь я и сам хотя бы приблизительно знаю, ЧТО чувствовали идущие, в спины которым дышала смерть. И я бы проклял толпу, пусть даже искренне сочувствующую и болеющую за меня.

…Мы открываем глаза. Мы идем вперед, кусая губы и даже не пытаясь более смахивать с лица выступающий на морозце пот.

А когда у нас больше не остается ни малейших сил идти вперед, мы вздыхаем и…

Мы закрываем глаза.

И все равно продолжаем идти вперед, но уже без сил.

Там, далеко позади, 80 км назад, мы начали дорогу. Там, ОЧЕНЬ ДАЛЕКО впереди, через 37 км, мы ее закончим. Только это и имеет значение.

Все остальное — НЕ СЧИТАЕТСЯ.